Особенности развития литературной критики в эпоху классицизма. Принципы критики, изложенные М. В. Ломоносовым в статье «Об обязанностях журналиста»
Одной из первых критических работ явилось написанное Тредиаковским «Письмо, в котором содержится рассуждение о стихотворении, поныне на свет изданном от автора двух од, двух трагедий и двух эпистол» (1750). Сумароков отразил эти нападки в своём «Ответе на критику», прибегая к тем же способам аргументации, что и его оппонент, — к поискам стилистических просчетов в художественной практике самого Тредиаковского.
Образцом «грамматико-стилевой» критической рефлексии может служить сумароковская «Критика на оду», объектом нападок в которой становится поэтическое творчество Ломоносова. Придирчивой критике здесь подвергнута одна из наиболее известных од — «На день восшествия на престол <...> императрицы Елисаветы Петровны» (1747). Сумароков порицал поэта за метафорические вольности. метонимические переносы, отсутствие ясности в некоторых стихах. Примечательно, что сумароковская критика, именно благодаря ее придирчивости, помогала увидеть моменты преодоления классицистической нормативности я поэтической системе Ломоносова.
В отличие от Тредиаковского и Сумарокова, Ломоносов не оставил развернутых статей и как полемист выступал главным образом в стихах. Вместе с тем в богатейшем наследии этого «реформатора и основателя» (В. Г. Белинский) нельзя не выделить статью «Рассуждение об обязанностях журналистов» (1754), в которой Ломоносов выступил с требованием объективного разбора сочинений, разработал этический кодекс деятельности критика и журналиста. По глубокому убеждению Ломоносова, критик обязан «изгнать из своего ума всякое предубеждение, всякую предвзятость», соблюдая при этом «естественные законы справедливости и благопристойности». Для критика постыдны «небрежность, невежество, поспешность», стремление «красть у кого-либо из собратьев высказанные последним мысли и суждения и присваивать их себе».
Анализ: Текст статьи состоит из трех смысловых частей — введения, разбора конкретной публикации, общих правил. В начале статьи Ломоносов говорит о злоупотреблении свободой слова, и ущерб был бы не так велик, если бы «большинство пишущих не превращало писание своих сочинений в ремесло и орудие заработка, вместо того чтобы поставить себе целью строгое и правильное разыскание истины». Лишь только было замечено, что литературный поток несет в своих водах одинаково и истину и ложь, и бесспорное и небесспорное,— образовались общества ученых и были учреждены своего рода литературные трибуналы(академии и журналы) для оценки сочинений и воздания должного каждому автору согласно строжайшим правилам естественного права. Обязанность журналов состоит в том, чтобы давать ясные и верные краткие изложения содержания появляющихся сочинений, иногда с добавлением справедливого суждения либо по существу дела, либо о некоторых подробностях выполнения. Силы и добрая воля — вот что от них(сотрудников журналов) требуется. Силы — чтобы основательно и со знанием дела обсуждать те многочисленные и разнообразные вопросы, которые входят в их план; воля — для того, чтобы иметь в виду одну только истину, не делать никаких уступок ни предубеждению, ни страсти. Далее Ломоносов рассматривает пример из журнала, издаваемого в Лейпциге. Движение колоколов — предмет, который журналист подвергает критике, лишенной всякой основательности. Автор публикации пытается отвергнуть общеизвестные факты и доказать то, что недоказуемо – впадает в противоречие с собой. Он хочет вывести из предложенной академиком теории упругости еще одну воображаемую нелепость, которая состоит в том, будто все жидкости не менее упруги, чем воздух. До сих пор приводились бесспорные доказательства неспособности и крайней небрежности журналиста. Давая таким способом отчет о сочинениях людей науки, человек не только наносит вред их репутации, на которую он не имеет никаких прав, но и душит истину, представляя читателю мысли, совершенно с ней не сообразные. Поэтому естественно всеми силами бороться против столь несправедливых приемов. Если продолжать обращаться таким образом с теми, кто стремится приносить пользу республике наук, то они могут впасть в полное уныние, и успехи наук потерпят значительный урон.
Для подобных рецензентов следует наметить надлежащие грани, в пределах которых им подобает держаться и ни в коем случае не переходить их. Вот правила, которыми, думается, мы должны закончить это рассуждение. Лейпцигского журналиста и всех подобных ему просим хорошо запомнить их.
Тредиаковский, Ломоносов и Сумароков стремились не только дать их классификацию, но и разработать теорию отдельных литературных жанров, расцвет которых, по их мнению, выведет новую русскую литературу на мировой уровень. Писатели-классицисты, как известно, отдавали предпочтение «высоким» жанрам — эпопее, трагедии, оде. Уже в начале XIX в. свой вклад в разработку теории жанра оды внесет Гаврила Романович Державин (1743—1816). В «Рассуждении о лирической поэзии или об оде», над которым он работал с 1811 по 1815 г.. Державин обобщал не только опыт предшественников, но и собственную художественную практику.
Жанр трагедии получил обоснование в литературно-критических выступлениях Сумарокова, особое место среди которых занимает критическое эссе «Мнение во сновидении о французских трагедиях». эссе демонстрировало подчеркнутую верность автора традициям классицизма.
Теория жанра эпопеи получила развернутое обоснование в выступлениях: Тредиаковского, а позже—М. М. Хераскова. «Тилемахида», сопроводив ее «Предызъяснением», обосновывающим его многолетний труд. В своих размышлениях о героической поэме автор, с одной стороны, опирался на Аристотеля, Горация, Буало, французского теоретика А. Рамсе, а с другой, — на собственный творческий опыт, что помогав ему оригинально систематизировать теорию этого —1807). Второе издание своей «Россияды» (1779) поэт сопроводил «Историческим предисловием» и «Взглядом на эпические поэмы», где брал под защиту новейшие эпические поэмы на исторические темы. Он замечал, что предметом изображения в эпопее могут стать как события всемирного масштаба («относящиеся до всего человеческого рода», как, например, в «Потерянном рае» Дж. Мильтона тик и великие события в жизни нации, послужившие ее «славе», «успокоению» или, наконец, «преображению». Обращаясь к отечественной истории, автор «Россияды» признавал достойным предметом для эпопеи и деяния завоевателя Казани Ивана Грозного, ставшие уже полумифической древностью, и подвиги Петра Великого, хота и отмечи, что эпическая поэма о событиях петровской эпохи, вследствие их недостаточной исторической удаленности, может быть обречена на неудачу. В выступлении Хераскова воплотились новые веяния времени — пробуждение национального самосознания, стремление выдвинуть в отечественной литературе на первый план национально-историческую тематику, — то, что станет одной из важных примет русской литературной критики последней трети XVIII в.