Глава 2. Элементы программы раннего, индивидуалистического романтизма. Жуковский, Батюшков
Из всех литературных течений начала века наиболее продуктивным оказался ранний, условно называемый «индивидуалистическим» романтизм Жуковского и Батюшкова. Этот романтизм с наибольшей силой выразил историческую потребность утверждения пробуждавшейся идеи духовной свободы личности.
Обычно романтизм Жуковского и Батюшкова называют консервативным, но это обозначение неточное. Консерватизм этого течения выступил позднее, главным образом в области политической, на фоне деятельности декабристского романтизма. До этого ранний романтизм был единственным в России и играл прогрессивную роль. Он был формой оппозиции по отношению к действительности, выражением духа времени.
Василий Андреевич Жуковский (1783—1852). Деятельность Жуковского в качестве романтика начинается приблизительно с 1808 года, когда он напечатал свою первую романтическую балладу «Людмила» и возглавил журнал «Вестник Европы» (до 1810 г.), в котором пытался сформулировать свои эстетические принципы.
«Арзамас» (1815—1817), в шутливых протоколах которого отстаивались новые жанры — элегии и баллады.
В «Письме из уезда» (1808) Жуковский сначала отказывался не только от «политики», но и от «критики», заботясь лишь о «разнообразии» в журнале. Но через год в специальной статье «О критике» он отводил ей уже видную роль распространительницы вкуса и указывал на связь вкуса с изъясняющим умом. «Критика,— писал он,— есть суждение, основанное на правилах образованного вкуса, беспристрастное и свободное. Вы читаете поэму, смотрите на картину, слушаете сонату — чувствуете удовольствие или неудовольствие — вот вкус; разбираете причину того и другого — вот критика». Итак, классицистические правила заменялись образованным вкусом, свободой суждений. Самый вкус, по его мнению,— это чувство, интуиция, а критика — осознание впечатлений.
Положим, это высказывание еще на уровне Карамзина. Но важно собрать у Жуковского все специфически романтическое. А он и как критик двигался именно в сторону романтизма.
Н. И. Мордовченко в своей работе «Русская критика первой четверти XIX века» слишком преувеличивает зависимость Жуковского от теории классицизма и стушевывает в его суждениях все романтическое. Жуковский был знаком не только с работами Лагарпа, Зульцера, но и с эстетикой Канта, Бутервека, романтиков братьев Шлегелей. В статье «О достоинстве древних и новых писателей» (1811) он использует некоторые тезисы статьи Шиллера «О наивной и сентиментальной поэзии», закладывавшей основы европейского романтизма. Он усвоил оттуда положение о неразрывной связи красоты, чувства изящного с чувством моральным, этическим.
Принципиально романтическим было его отстаивание права поэта на оригинальность, на свободу выбора образцов и правил творчества.
«О басне и баснях Крылова» (1809): «Переводчик в прозе есть раб; переводчик в стихах — соперник» — говорит не просто о больших трудностях перевода в одной области, чем в другой, а о романтической свободе духа поэта. Тредиаковский, как мы помним, толковал о верности перевода и о праве на отступления от оригинала только с точки зрения узкосмысловой целесообразности. Жуковский знает уже большее: эти отступления неизбежны, потому что «прекрасное редко переходит из одного языка в другой, не утратив нисколько своего совершенства». Крылов не просто переводит француза Лафонтена, а создает в своих баснях нечто совсем оригинальное. В этом смысле Крылов-«переводчик» не раб... Таким же был и сам Жуковский-переводчик.
После поездки в Германию в 1820 году, бесед с Гете (о Байроне), с Тиком (о Шекспире), знакомства с новейшими романтиками— Гофманом, Беттиной фон Арним, Ж-П. Рихтером Жуковский еще глубже погрузился в романтический мир.
теоретического оформления, а интерес к Гомеру им самим и славянофилами противопоставлялся «натуральной школе» в 40-х годах.
Жуковский добросовестно подвел итоги своей деятельности как романтика в конспекте истории русской литературы, написанном в 1826—1827 годах (опубликован в 1948 г.). В некоторых оценках чувствуется влияние статей уже позднейших романтиков — Бестужева, Вяземского. В неприязни к бурлеску Майкова и жеманной чувствительности Богдановича отразились личные вкусы романтика Жуковского (Карамзин, например, был в восторге от Богдановича). Вся русская литература рассматривалась в конспекте с точки зрения развития в ней «слога» и «вкуса» и величайшими ее вершинами оказывались Ломоносов и Карамзин. Но карамзинское требование «приятности слога» уже не удовлетворяло Жуковского.
В характеристике собственного вклада в русскую литературу он подчеркивал содержательные, романтические моменты, «новизну» «понятий» и «чувств», продемонстрированное им впервые единство личности поэта и его поэзии. «Его стихотворения,— писал Жуковский о себе,— являются верным изображением его личности, они вызвали интерес потому, что они были некоторым образом отзвуком его жизни и чувств, которые его заполняли. Оказывая предпочтение поэзии немецкой, которая до него была менее известна его соотечественникам, он старался приобщить ее своими подражаниями к поэзии русской». Свою роль в литературе к этому времени Жуковский считал уже исчерпанной, и за «ломоносовским» и «карамзинским» периодами, по его мнению, наступил «пушкинский». В «Борисе Годунове» он сумел подметить самое главное, что предмет трагедии — «народное движение», но мысль эту не развил.
«Руслана и Людмилы»:
«Победителю ученику от побежденного учителя...»
Эстетическая программа Батюшкова сформулирована им в работах: «Нечто о поэте и поэзии» (1815), «Речь о влиянии легкой поэзии на язык» (1816). В статье «Нечто о поэте и поэзии» содержатся типичные для романтической эстетики утверждения: здесь, например, говорится, что поэзия — это «пламень небесный, который менее или более входит в состав души человеческой... сочетание воображения, чувствительности и мечтательности». Вместе с тем он считает вдохновение чем-то не зависящим от обстоятельств. «Пиитическая диэтика», т. е. «особенный образ жизни», когда «поэзия требует всего человека», формирует творческий дар. Первым правилом своей «пиитической диэтики» Батюшков провозгласил близкий Карамзину тезис: «... живи, как пишешь, и пиши, как живешь».
Наиболее развернуто свою программу Батюшков изложил в «Речи о влиянии легкой поэзии на язык». Название речи более узкое, чем ее содержание. Все, что Батюшков говорил о «легкой поэзии», имело непосредственное отношение к поэтическому творчеству вообще. Батюшков не просто напоминал старую вольтеровскую мысль «Все роды хороши, кроме скучного», но и считал, что «легкий» род поэзии (эротические стихотворения, дружеские послания, мадригалы, баллады, басни и проч.) теснее, чем какой-либо другой, связан с жизнью и обладает большими возможностями для развития: «Сей род словесности,— говорил Батюшков,— беспрестанно напоминает об обществе; он образован из его явлений, странностей, предрассудков и должен быть ясным и верным его зеркалом».
элегии, фантастика. И все же реальная поэтика этого течения обобщалась в критике слабо. Участники течения, за исключением Батюшкова, не оставили серьезных работ по теории своих жанров. Обобщение исторического значения их деятельности, открывавшей для русской литературы «Америку романтизма», было сделано позднее Белинским, главным образом в «пушкинских» статьях.