Введение
Сколько бы ни прошло времени, XVIII век останется в памяти поколений одной из самых замечательных культурных эпох. Во многих странах им обозначены основополагающие политические, экономические и духовные перемены, но особенно важны они в истории России. За несколько начальных десятилетий века наша страна сумеет занять достойное место в мировом движении культуры. С гордостью напишет А. С. Пушкин, что «Россия вошла в Европу, как спущенный корабль, при стуке топора и громе пушек <…> и европейское просвещение причалило к берегам завоеванной Невы». Н. В. Гоголь подхватит пушкинскую мысль, сравнив Россию с тройкой коней, неудержимо несущейся вперед, обгоняя народы и государства.
Было чему удивляться! Патриархальная, политически консервативная страна под напором мощной воли царя-преобразователя Петра I начала стремительно и неузнаваемо меняться. Недалеко было то время, когда российское государство станет, по выражению В. Г. Белинского, «держать судьбы мира на весах своего могущества». Не все реформы Петра обернутся в последующих столетиях добром и пользой для россиян, и все-таки новые великие начала культуры и литературы были заложены. Впервые – это слово как нельзя больше подходит к менталитету России XVIII века. Впервые прямой доступ к образованию получают юноши из ремесленного и мещанского слоев городского и пригородного населения. Впервые светские нормы поведения начинают брать верх над религиозными предписаниями церкви. Сама «словесность наша явилась вдруг в XVIII столетии», – заметит Пушкин. И свяжет факт появления новой литературы с образованием нового типа общественных отношений: «Новая словесность, плод новообразованного общества, скоро должна была родиться».
В прошлое важно научиться смотреть доброжелательно, но одновременно трезво. Отъединение указом Петра церкви от государства принесло русским людям большую свободу поведения и творчества. Одновременно оно послужило предтечей того, что идеалы духовные стали оттесняться требованиями насущными, материальными. Сиюминутное вступило в открытый спор с вечным. Удержать идеальное, духовное в светской культуре общества выпало на долю поэзии. Именно она оказалась воспреемницей могучей стихии нравственности и проникновенного лиризма, наполнявшей устную народную поэзию долгих предшествующих столетий.
«новая русская литература началась не с прозы, а с поэзии, она утверждала свое историческое бытие в поэтических жанрах, заговорила с читателем языком стиха». Поэзия вообще как вид искусства гораздо старше прозы. Она воспринималась в древности как нечто всеобъемлющее, включая в себя самые разные жанры, возможно, близкие в нашем понимании и к прозаическим. Не случайно Цицерон называл поэзию «родом учености»: «Так у греков древнейший род учености – поэзия». Не нужно забывать при этом, что разноплановые в художественном выражении, стихи и проза имеют и много общего в своих истоках. М. Л. Гаспаров указывает на своеобразный синкретизм поэзии и прозы в начальный период русской словесности: «Противоположение “стих–проза”, такое естественное для нас, древнерусскому читателю было неизвестно. Оно явилось только в начале XVII века и было отмечено новым словом, прежде не существовавшим, а, стало быть, и ненужным словом “вирши”, стихи (от польского wiersz, латинского versus; буквально поворот, повтор словесного отрезка). До этого вместо противоположности “стих–проза” ощущалась другая “текст поющийся – текст произносимый”». Только в XVII–начале XVIII века, – считает ученый, – когда была уловлена особая «выразительная сила ритма и рифмы», эти приемы сделались «признаками отличия стиха от прозы».
Мы не случайно привели большую цитату из исследований ученого о русском стихе. Она подводит к мысли о том, что, кроме общекультурной традиции, у русской поэзии в начальный период развития литературы были свои предпосылки ее преобладания над прозой. Дело в том, что на рубеже XVII–XVIII веков, на переходе от древнерусской литературы к новой словесности, именно лирическая поэзия вобрала в себя доминирующий ритмический и эмоциональный строй устно-поэтического творчества. Полно выразивший удивительные свойства русского языка и речи строй русской лирики напевный по своей сути. И не просто напевный: начиная с фольклорного периода, он элегичный, грустно-задушевный. Элегическая наполненность лирического стиха созвучна душе русского человека.
От ямщика до первого поэта
Мы все поем уныло…
– писал Пушкин. Не случайно элегический жанр – один из самых выразительных в жанровой системе русской лирики. Начиная с «Елегий» А. П. Сумарокова 1740-х годов, элегия в русской поэзии оказывается едва ли не большим, чем жанр, поскольку предельно полно выражает мироощущение поэта и его читателей.
жить несколько месяцев, и поэт страдал от мысли, что «некому лиру передать». Он осознавал отчетливо, что выстраданное за долгую жизнь полнее и ярче всего может быть передано «через звуки лиры». Но не только лиры! Русская поэзия XVIII века шла рука об руку со стремительно крепнущим государством-империей. Необходимо было строить и преобразовывать, но при этом еще и защищаться, отвоевывать когда-то утерянное, укреплять и расширять границы. Потому в строке поэта звуки лиры поставлены рядом со звуками трубы. Поэзия XVIII века – не только лирическая, но трубная, воинственная. И все-таки в нашей книге мы обращаемся прежде всего к поэзии лирической, а не «трубной», поскольку именно она оказалась более востребованной культурными запросами последующих столетий и прочно скрепила общую эволюцию русской литературы.
Несмотря на важность и значимость поэзии XVIII века, изучена она, по сравнению с другими периодами русской литературы, сравнительно мало. Лишь в последнее время в более или менее расширенном объеме внесена она в школьные программы. Чем это можно объяснить? Во-первых, думается, утвердившимся со времен В. Г. Белинского и с его подачи мнением о том, что русская поэзия XVIII века в большей степени риторическая словесность, чем истинная лирика. Справедливости ради скажем, что великий критик, обладавший редким поэтическим чутьем, делал исключения для целого ряда поэтов, и об этом дальше пойдет речь. Еще одна причина кроется в том, что язык поэзии первых двух третей века по преимуществу тяжел для беглого чтения. В ту пору все еще держалась тенденция декламационного произнесения од и посланий – а это совсем иное искусство воспроизведения текста. Литературный язык еще не оформился в единую систему, которая включала бы в себя и общепринятую разговорную норму. Поэзия той поры иерархична, и господствует в ней высокий стиль, соответствующий высоким жанрам классицизма.
В последнюю треть века классицистические каноны начинают оттесняться нормами сентиментализма с его обращенностью к чувствам и вкусам широкого читательского круга, с его интересом к обыденному, повседневному, личному – и, следовательно, с его преобладающим теперь разговорным стилем. И вновь плацдармом для новаторства оказывается поэзия. В драматургии классицистические каноны продержатся куда дольше. Еще долго будут они здесь выстраивать саму структуру произведения, его внешний вид. Вспомним, что даже в «Горе от ума» А. С. Грибоедова (а создано оно в середине 20-х годов XIX века, в пору утверждающегося реалистического метода) внешний его каркас классицистичен: соблюдены «единства» места и времени и т. д. Особый «чувствительный» стиль в сентиментальной прозе – письмах, дневниках, записках путешественников и повестях – широко заявит о себе лишь к началу 1790-х годов. А поэзия уже к началу 1780-х говорит едва ли не современным нам языком чувства. И. Ф. Богданович своей иронической стихотворной поэмой «Душенька» утверждает совершенно новые, разговорные формы поэтического языка. Г. Р. Державин впускает в высокий мир лирического чувства обыденные, но такие красочные детали бытовой жизни. Поэзия, по природе своей обращенная к личностным переживаниям человека, динамично впитывала и отражала быстро меняющуюся жизнь русского общества, насущное повседневное бытие разных его слоев.
Основополагающих трудов по истории русской поэзии XVIII века – наперечет. Следует назвать уже упоминавшиеся выше рассуждения и критические оценки В. Г. Белинского. В 20-е годы прошлого столетия была издана ставшая в наши дни раритетом книга замечательного ученого Г. А. Гуковского «Русская поэзия XVIII века». Она важна тем, что обращена к поступательному движению русской литературы, в ней показан неровный и многомерный, и при этом увиденный не фрагментарно, а в целостной картине процесс развития отечественной поэзии. В отличие от Г. А. Гуковского, ученые, в последующие годы обращавшиеся к поэзии XVIII века, руководствовались избирательным принципом освещения материала. В Большой серии «Библиотеки поэта» был выпущен двухтомный сборник «Поэты XVIII века». Маститым литературоведам Г. П. Макогоненко и И. З. Серману принадлежат здесь обширная вступительная статья и краткие биографические справки об авторах, чьи стихи помещены в двухтомнике. Однако сами эти авторы представлены выборочно. Например, нет здесь Г. Р. Державина, М. Н. Муравьева, Н. М. Карамзина – а без них трудно осмыслить общее движение поэзии XVIII века.
Несколько позднее в этой же серии было издано продолжение предыдущего сборника: вышли в свет «Поэты 1790–1810-х годов» с интереснейшей вступительной статьей Ю. М. Лотмана. Наконец, необходимо упомянуть фундаментальный академический учебник в двух томах «История русской поэзии», выпущенный издательством «Наука» в конце 1960-х годов. Один из его разделов посвящен поэзии XVIII века.
учебника, который отвечал бы расширяющимся культурным запросам нашего времени. В то же время он должен быть спроецирован на ведущие темы и разделы школьных программ.
Работая над книгой, мы ставили своей задачей показать поступательное развитие поэзии XVIII века, выстроив при этом изложение материала таким образом, чтобы оно соответствовало школьному преломлению литературных фактов. То есть было бы одновременно и научным, и увлекательным. Понятно, что подобная задача трудноисполнима, поскольку предполагает до известной степени соединение крайних полюсов. Но она интересна и перспективна, и потому есть смысл попробовать. Историко-литературные факты рассматриваем в контексте жизненной судьбы поэтов – ведь эта судьба, несомненно, дает определенное направление самой истории литературы. Нам хотелось активизировать желание и потребность молодых людей самостоятельно и неординарно мыслить, при этом обращаясь за ответом к различным справочникам и словарям. О веке Просвещения невозможно было писать без мысли о просветительском характере пишущейся книги. Потому широким фоном творчества поэтов выступают общественные деяния, философские и нравственные искания людей, живших в XVIII столетии.
Переходя в главах-портретах от одного поэта к другому, обнаруживаешь ариаднину нить, которая хотя и позволяет течению реки поэзии распадаться на отдельные рукава и речки, однако обозначает главное направление течения. Проживший долгую жизнь и умудренный ею Державин напишет в конце пути:
Река времен в своем стремленьи
Уносит все дела людей
Народы, царства и царей.
А если что и остается
Чрез звуки лиры и трубы,
«чрез звуки лиры и трубы» от великого века восемнадцатого.