• Приглашаем посетить наш сайт
    Успенский (uspenskiy.lit-info.ru)
  • Душина Л.Н.: Русская поэзия XVIII века
    Глава V. "Сатиры смелый властелин" Д. И. Фонвизин

    "Сатиры смелый властелин" Д. И. Фонвизин

    Биография и характеристика Фонвизина (1743-1792). Жизнь и творчество

    В ноябре 1824 года Пушкин пишет из села Михайловского, где отбывал ссылку, брату Левушке в Петербург. В письме – просьба прислать книги и журналы и поручения по издательским делам. Среди них категорическое: "Не забудь Фон-Визина писать Фонвизин. Что он за нехристь? Он русский, из перерусских русский".

    Замечательный русский драматург Денис Иванович Фонвизин, автор комедий "Бригадир" и "Недоросль", свой творческий путь начинал как поэт. Он родился в обрусевшей немецкой семье, давно уже пустившей корни в Москве. Его отец, образованный свободомыслящий человек, начинавший службу еще в петровские времена, пронес через всю жизнь высокие понятия о чести, достоинстве и общественном долге дворянина.

    Стародума из комедии "Недоросль"; Фонвизин, по его собственному признанию, "спишет"; со своего отца. Порядочность и независимость суждений были главными качествами, которые глава семейства воспитывал в своих сыновьях. Младший брат Дениса Павел, впоследствии оставивший по себе добрый след директор Московского университета, также писал стихи. Но стихи братьев были разными. Павла Ивановича привлекала поэзия элегическая. Денис Иванович, отличавшийся насмешливым складом ума, упражнялся в пародиях, сатирических посланиях и баснях.

    Закончив гимназию при Московском университете, оба брата становятся студентами этого университета. Денис Иванович получает филологическое и философское образование и по окончании курса определяется на службу в Петербург в Коллегию иностранных дел. Здесь он работает переводчиком, а затем секретарем у крупного политического деятеля той поры Н. И. Панина. Очень рано молодой человек проявил качества, которые воспитывал в нем отец: смелость суждений и независимость поведения. Не случайно, кроме знаменитых комедий, он оставил потомкам острые политические памфлеты, смело и блестяще написанные публицистические статьи. Он перевел на русский язык трагедию Вольтера "Альзира";, наполненную дерзкими выпадами против правящей власти. Фонвизинские "Письма из Франции"; (очерки его путешествия по этой стране) настолько недвусмысленны по революционной мысли, что Белинский поставил их выше "Писем русского путешественника"; Н. М. Карамзина. Критик писал: "По своему содержанию они несравненно дельнее и важнее “Писем русского путешественника”: читая их, вы чувствуете уже начало французской революции в этой страшной картине французского общества, так мастерски нарисованной нашим путешественником";.

    Самым смелым публицистическим произведением Фонвизина было так называемое "Завещание Н. И. Панина"; (1783). Оппозиционно настроенный вельможа, к партии которого принадлежал Фонвизин, незадолго до своей смерти попросил писателя составить для него политическое завещание. Это должен был быть памфлет, обращенный к наследнику престола Павлу и направленный против порядков, установленных в России его матерью Екатериной II. Фонвизин с блеском выполнил поручение. Пройдут три десятилетия, и грозный обвинительный документ, написанный мастерской рукой, будет взят на вооружение декабристами, создающими тайные политические общества.

    В "Завещании Н. И. Панина"; воссоздана картина государственного устройства, при котором "произвол одного есть закон верховный";, "подданные порабощены государю, а государь своему недостойному любимцу";. "Тут алчное корыстолюбие довершает общее развращение; головы занимаются одним промышлением средств к обогащению; кто может – грабит, кто не может – крадет";. Через несколько лет Радищев в своем "Путешествии из Петербурга в Москву"; (1790), предупреждая о непрочности государственной власти, держащейся на несправедливости и насилии, подхватит мысли "Завещания";. А пока Фонвизин заключает: "Такое положение долго устоять не может; при крайнем ожесточении сердец все устремляются расторгнуть узы нестерпимого порабощения. И тогда что есть государство? Колосс, держащийся цепями";. По мысли Панина и Фонвизина, в такой стране "есть государство, но нет отечества, есть подданные, но нет граждан";. И это самое страшное и самое опасное для общества людей.

    Выяснив мировоззренческую позицию Фонвизина, обратимся к анализу двух его поэтических произведений, распространявшихся из-за дерзкого их содержания в списках и опубликованных лишь гораздо позднее. Оба они созданы в начале 1760-х годов, когда Фонвизин уже перебрался в Петербург и служил в Коллегии иностранных дел. Оба имеют яркую сатирическую направленность. Одно из них – басня "Лисица-Кознодей"; второе – "Послание к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке";.

    Анализ басни "Лисица-Кознодей"

    В жанре басни Фонвизин был последователем Сумарокова. Национальные нравы и характеры, точные детали и приметы быта, разговорную речь с частым использованием простонародных слов и выражений находим в его басенных произведениях. Только Фонвизин более смел и радикален, чем его предшественник. Басня "Лисица-Кознодей" нацелена в ловких и бесстыдных подхалимов-чиновников, которые льстивыми речами и угодливым поведением поддерживают сильных мира сего. И имеют от этого немалую личную выгоду. Заглянем в "Толковый словарь" Владимира Ивановича Даля. Здесь сказано: "Козни – лукавство, пронырство, хитрые и злонамеренные проделки. Кознодей – строящий козни. Лисица-кознодей Фонвизина".

    Речь в произведении идет о некой "Ливийской стороне", которая, однако, очень напоминает российскую действительность. Не стесняясь откровенной лжи, Лисица расхваливает Льва:

    В Ливийской стороне правдивый слух промчался,
    Что Лев, звериный царь, в большом лесу скончался,
    Стекалися туда скоты со всех сторон

    Лисица-Кознодей, при мрачном сем обряде,
    С смиренной харею, в монашеском наряде,
    Взмостясь на кафедру, с восторгом вопиет:
    "О рок! лютейший рок! кого лишился свет!
    Кончиной кроткого владыки пораженный,
    Восплачь и возрыдай, зверей собор почтенный!
    Се царь, премудрейший из всех лесных царей,
    Достойный вечных слез, достойный алтарей,
    Своим рабам отец, своим врагам ужасен,
    Пред нами распростерт, бесчувствен и безгласен!
    Чей ум постигнуть мог число его доброт?
    Пучину благости, величие щедрот?
    В его правление невинность не страдала
    И правда на суде бесстрашно председала;
    Он скотолюбие в душе своей питал,
    В нем трона своего подпору почитал;
    Был в области своей порядка насадитель,
    Художеств и наук был друг и покровитель".

    Кроме Лисицы, в басне выведены еще два персонажа: Крот и Собака. Эти куда откровеннее и честнее в своих оценках почившего царя. Впрочем, вслух они правды не скажут; шепнут один другому на ухо:

    "О, лесть подлейшая! – шепнул Собаке Крот, –
    Я Льва коротко знал: он был пресущий скот,
    И зол, и бестолков, и силой вышней власти
    Он только насыщал свои тирански страсти.
    Трон кроткого царя, достойна алтарей,
    Был сплочен из костей растерзанных зверей!
    В его правление любимцы и вельможи
    Сдирали без чинов с зверей невинных кожи;
    И, словом, так была юстиция строга,
    Что кто кого смога, так тот того в рога.
    Благоразумный Слон из леса в степь сокрылся,
    Домостроитель Бобр от пошлин разорился,
    И Пифик-слабоум, списатель зверских лиц,
    Служивший у двора честнее всех Лисиц,
    Который, посвятя работе дни и ночи,
    Искусной кистию прельщая зверски очи,
    Портретов написал с царя зверей лесных
    Пятнадцать в целый рост и двадцать поясных;
    Да сверх того еще, по новому манеру,
    Альфреско расписал монаршую пещеру,

    С тоски и голоду третьего дня издох.
    Вот мудрого царя правление похвально!
    Возможно ль ложь сплетать столь явно и нахально!"

    Описания львиного правления даны в тонах инвективы, то есть гневного обличения (латинское invehi – нападать). Трон царя сооружен "из костей растерзанных зверей". С обитателей Ливийской стороны царские любимцы и вельможи без суда и следствия "сдирают кожу". От страха и отчаяния покидает Ливийский лес и скрывается в степи Слон. Умный строитель Бобр разоряется от налогов и впадает в нищету. Но особенно выразительно и детально показана судьба придворного художника. Он не только искусен в своем деле, но владеет новыми живописными приемами. Альфреско – это живопись водяными красками по сырой штукатурке стен жилищ. Всю жизнь придворный живописец преданно служил своим талантом царю и вельможам. Но и он погибает в нищете, "с тоски и голоду".

    "Лисица-Кознодей" – яркое и впечатляющее произведение не только по заявленным здесь смелым идеям, но и по художественному их воплощению. Особенно наглядно срабатывает прием антитезы: противопоставления льстивым речам Лисицы правдивых и горьких оценок, данных Кротом и Собакой. Именно антитеза подчеркивает и делает таким убийственным авторский сарказм.

    Композиционно басня распадается на четыре части: экспозиция (где и при каких обстоятельствах происходит действие); монолог Лисицы; монолог Крота; заключительная речь Собаки, в которой явственно сформулирована авторская позиция. Вторая и третья части резко контрастны: и по пафосу речей Лисицы и Крота, и по ситуации, в которой они произносятся, и по самому их содержанию. Лисица вещает с кафедры перед огромной толпой зверей, собравшихся на похороны Льва; Крот боязливо шепчет на ухо Собаке. Лисица славословит, с упоением предаваясь льстивым выдумкам; Крот печально и безнадежно шепчет горькую правду. Речи персонажей направлены на один и тот же предмет, но и эмоционально, и содержательно разведены автором по разным полюсам.

    Однотипные по воссоздаваемой детали, но прямо противоположные по оценке этой детали фрагменты текста вступают друг с другом в перекличку. Каждое очередное описание царя зверей из второй части находит свою параллель в третьей, но только с обратным знаком "минус". В речи Лисицы Лев предстает "премудрейшим из всех лесных царей". В характеристике, данной Кротом, он крайне "бестолков". У Лисицы царь – "кроткий владыка, достойный алтарей". У Крота же он кровожаден и жесток:

    Трон кроткого царя, достойна алтарей,
    Был сплочен из костей растерзанных зверей!

    Лисица уверяет, что в правление Льва "невинность не страдала", что судьи вершили правое дело ("И правда на суде бесстрашно председала"). Крот же судит прямо противоположно:

    В его правление любимцы и вельможи
    Сдирали без чинов с зверей невинных кожи;
    И, словом, так была юстиция строга,
    Что кто кого смога, так тот того в рога.

    С диаметрально противоположных точек зрения изображены в речах Лисицы и Крота и судьбы подданных Льва. У Лисицы царь был мудрым и умелым "насадителем порядка" в своем лесном государстве. В описании же Крота в лесу давно господствуют беспорядки и разрушения. Оттого "благоразумный" Слон вынужден спасаться бегством в степь (другое государство!). Строитель Бобр не имеет больше возможности что-либо построить. А преданный своему делу, самоотверженный и бескорыстный художник погибает "с тоски и голоду". А ведь Лисица уверяла, что Лев "художеств и наук был друг и покровитель"! Реальная жизнь, показанная Кротом, бессовестно искажена в кривом зеркале верноподданнических речей Лисицы. А отсюда – кульминационная строка басни, энергичная и решительная:

    Возможно ль ложь сплетать столь явно и нахально!

    Следом идет развязка действия, финал басни. Пожившая при дворе и изучившая его нравы Собака точно резюмирует. Это и авторский вывод:

    Собака молвила: "Чему дивишься ты,
    Что знатному скоту льстят подлые скоты?

    Что низка тварь корысть всему предпочитает
    И к счастию бредет презренными путьми:
    Так, видно, никогда ты не жил меж людьми".

    Придворные служители царя беззастенчиво восхваляют его "достоинства", которых нет и в помине. Чтобы попасть ко двору, следует избрать "презренный путь", на котором всеми поступками людей руководит "низкая корысть". Фонвизин "припечатывает" и правителя, и льстецов впечатляюще афористической фразой: "Знатному скоту льстят подлые скоты".

    Вспомним диалог Стародума и Правдина из третьего действия фонвизинской комедии "Недоросль" (1781). Стародум рассказывает о подлых нравах и порядках, царящих при дворе. Честный и порядочный человек, он не смог их принять, к ним приспособиться. Правдин поражен: "С вашими правилами людей не отпускать от двора, а ко двору призывать надобно". "А зачем?" – недоумевает Стародум. "Затем, зачем к больному врача призывают", – горячится Правдин. Стародум остужает его пыл рассудительной репликой: "Мой друг, ошибаешься. Тщетно звать врача к больным неисцельно. Тут врач не пособит, разве сам заразится". Не правда ли, финал басни напоминает процитированный диалог? Басню и комедию разделял временной промежуток почти в двадцать лет. Мысли, высказанные молодым поэтом Фонвизиным, найдут развитие и завершение уже в иной художественной форме: драматургической, вынесенной на широкую общественную сцену.

    Анализ стихотворения "Послания к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке"

    Дата создания еще одного замечательного стихотворного произведения Фонвизина "Послания к слугам моим Шумилову, Ваньке и Петрушке" точно не установлена. Вероятнее всего, оно написано между 1762 и 1763 годами. Не менее дерзкое по содержанию, чем "Лисица-Кознодей", "Послание" также попадало к читателям без имени автора, в рукописных списках. Многие десятилетия и после смерти поэта оно не могло быть напечатано. Понятно, что историкам литературы трудно установить точную датировку при такой ситуации. В стихотворении с первых же строк заявлена вроде бы несколько отвлеченная, философская проблема: для чего создан "белый свет" и какое место в нем отведено человеку. Однако за разъяснениями автор, он же и один из героев "Послания", обращается не к ученым мужам, а к своим слугам. Успевшему поседеть немолодому "дядьке" (то есть слуге, приставленному к барину, чтобы "присматривать" за ним) Шумилову. Кучеру Ваньке, по всей видимости, человеку средних лет, успевшему уже многое повидать в своей жизни. И Петрушке, самому молодому и потому самому легкомысленному из троицы слуг.

    покоя:

    Скажи, Шумилов мне: на что сей создан свет?
    И как мне в оном жить, подай ты мне совет.
    Любезный дядька мой, наставник и учитель,
    И денег, и белья, и дел моих рачитель!

    Скажи, прошу тебя, на что мы созданы?
    На что сотворены медведь, сова, лягушка?
    На что сотворены и Ванька и Петрушка?
    На что ты создан сам? Скажи, Шумилов, мне!

    О, таинство, от нас сокрытое судьбою!
    Трясешь, Шумилов, ты седою головою.

    Шумилова приставили "ходить за барином" (так в те времена говорили), когда тот был еще ребенком. Вместе со своей женой, кормилицей барина (женщины-дворянки редко сами вскармливали своих детей), он вынянчил хозяина. Всю жизнь служили эти двое крепостных людей господам верой и правдой, работали "руками и ногами" и не помышляли об отвлеченных материях. Психологический портрет дядьки Шумилова выписан точно. Он видит свое жизненное назначение в том, "чтоб быть век слугою" и подчиняться воле хозяина. Покорное и однообразное существование приниженного жизнью человека. Такой и задумываться-то не станет, как ответить на поставленный вопрос: его ли ума это дело! Все, на что он здесь способен, переадресовать вопрос другому:

    …не знаю я того,

    Я знаю то, что нам век должно быть слугами
    И век работать нам руками и ногами;
    Что должен я смотреть за всей твоей казной
    И помню только то, что власть твоя со мной.

    На что сей создан свет, изволь спросить у Ваньки.

    Кучер Ванька наделен совершенно иным характером: и по внешнему виду, и по манере держаться, и по разговору он очень отличается от дядьки Шумилова. Если тот от неуверенности "трясет седою головою", то Ванька – лихач и забияка, человек, знающий себе цену. У него "широкие плеча, большая голова", самоуверенный вид и тон разговора. И хотя автор слегка над ним подсмеивается, но, видно, что и уважает. Не случайно прибегает он к высокой лексике, описывая его кучерские обязанности: "во области твоей кони и колесница". Ирония на равных с уважением и тогда, когда Фонвизин величает кучера "великим мужем". Специальное авторское примечание посвящено этому герою: "Ваньке поручено было смотреть над каретой и лошадьми".

    Положение кучера в господском доме предоставляло подневольному человеку некоторую независимость и право на самоуважение. Ведь как ни иронизируй седок-хозяин над "великим мужем", своим кучером, однако во время поездки он в известной степени находится в его власти: зависит от умения и сноровки Ваньки, от надежности упряжи и лошадей. Правда, мы встретим в тексте строчки, говорящие о том, что Ваньке приходилось порою не править лошадьми, а "трястись назади" кареты:

    С утра до вечера держася на карете,

    И еще:

    Довольно на веку я свой живот помучил,
    И ездить назади я истинно наскучил.

    Но как бы там ни было, у кучера всегда остается возможность хорошо приглядеться к окружению, его изучить. Вот почему вопрос о мироздании и месте человека в нем предлагается теперь Ваньке в надежде, что он ответит и пространнее, и толковее:


    Вещай, великий муж, на что сей создан свет.

    И кучер Ванька отвечает. С гораздо боўльшим достоинством, нежели дворовый дядька Шумилов. Отвечает не сразу. Сначала жалуется на свое незавидное положение:

    Вещает с гневом мне: "На все твои затеи
    Не могут отвечать и сами грамотеи.

    Не могут различить от ижицы аза?
    С утра до вечера держася на карете,
    Мне тряско рассуждать о боге и о свете;
    Неловко помышлять о том и во дворце,

    Откуда каждый час друзей моих гоняют
    И палочьем гостей к каретам провожают".

    Какая яркая картина! Неглупый и смекалистый человек, который рад бы поучиться, чтобы отличать "от ижицы аз" (буквы в старом русском алфавите), с утра до вечера только тем и занят, что сопровождает карету или бестолково простаивает долгие часы на крыльце роскошных особняков, ожидая барина. Сколько же сцен за это время прошло перед его глазами, сколько мыслей пронеслось в голове! Но зато он не уронит себя, отвечая на вопрос. Он-то знает, о чем говорит:

    Но если на вопрос мне должно дать ответ,

    Москва и Петербург довольно мне знакомы;
    Я знаю в них почти все улицы и домы.
    Шатаясь поў свету и вдоль, и поперек,
    Что мог увидеть я, того не простерег.

    Видал простых господ, видал и генералов.
    А чтоб не завести напрасный с вами спор,
    Так знайте, что весь свет считаю я за вздор.
    Довольно на веку я свой живот помучил,

    Извозчик, лошади, карета, хомуты
    И все, мне кажется, на свете суеты.
    Здесь вижу мотовство, а там я вижу скупость;
    Куда ни обернусь, везде я вижу глупость.

    – центральная и самая важная часть стихотворения. Выбрав проводником своих идей простого человека из народа, Фонвизин дает резкую характеристику порядков в стране. Никакие церковные догматы, никакие правительственные уложения не объяснят и не оправдают общественного устройства, при котором торжествует система всеобщего лицемерия, обмана и воровства:

    Попы стараются обманывать народ,
    Слуги – дворецкого, дворецкие – господ,
    Друг друга – господа, а знатные бояря
    Нередко обмануть хотят и государя;

    За благо рассудил приняться за обман.
    До денег лакомы посадские, дворяне,
    Судьи, подьячие, солдаты и крестьяне.
    Смиренны пастыри душ наших и сердец

    Овечки женятся, плодятся, умирают,
    А пастыри притом карманы набивают,
    За деньги чистые прощают всякий грех,
    За деньги множество в раю сулят утех.

    То мнение мое скажу я вам неложно:
    За деньги самого всевышнего Творца
    Готовы обмануть и пастырь, и овца!

    Какая живописная конкретизация фонвизинской мысли из "Завещания Н. И. Панина"! Помните? "Кто может – грабит, кто не может – крадет". Особенно достается "смиренным пастырям", то есть попам и вышестоящим церковникам. Они не просто обирают "овечек" (своих прихожан), не просто плату за обряды кладут в карман вместо того, чтобы пустить на нужды церкви и прихожан. Они делают это, используя святое слово проповеди, бессовестно объявляя своим сообщником самого Господа Бога! За деньги прощается самый страшный грех. Куда уж дальше! Заявленный в начале стихотворения умозрительный философский вопрос переводится, таким образом, в насущную социальную плоскость. Порядки, царящие в "здешнем свете", настолько нелепы и дурны, что непонятно, для чего этот свет и существует!


    Да для чего он есть, того никто не знает.

    Хотя рассуждения Ваньки и являются кульминационной, самой острой по мысли частью "Послания", однако за ними следует еще один любопытнейший фрагмент текста. Фонвизин стремился не только дать живую бытовую сценку из реальной жизни, но показать психологическое своеобразие характера героя. Люди на этом свете разные. Не все, как Шумилов, смирились и не позволяют себе слова лишнего сказать. Не все, как Ванька, чувствуют себя обделенными, возмущаются и негодуют. Есть и такие, что готовы этот "свет" не задумываясь принять, извлекая для себя выгоду даже из его пороков. Это веселые и легкомысленные люди, по большей части еще совсем молодые, еще только выбирающие дорогу в жизни. Таков Петрушка, которому в свою очередь, но уже в заключительной части "Послания", предоставляется слово для ответа.

    "Я мысль мою скажу, – вещает мне Петрушка, –
    Весь свет, мне кажется, ребятская игрушка;

    Как лучше, живучи, игрушкой той играть.
    Что нуўжды, хоть потом и воўзьмут душу черти,
    Лишь только б удалось получше жить до смерти!
    На что молиться нам, чтоб дал Бог видеть рай?

    Играй, хоть от игры и плакать ближний будет;
    Щечи его казну, – твоя казна прибудет,
    А чтоб приятнее еще казался свет,
    Бери, лови, хватай все, что ни попадет.

    Что ставишь в дело ты, другой то ставит в шутку.
    Не часто ль от того родится всем беда,
    Что тешиться хотят большие господа,
    Которы нашими играют господами

    Создатель твари всей, себе на похвалу,
    По свету нас пустил, как кукол по столу.
    Иные реўзвятся, хохочут, пляшут, скачут,
    Другие морщатся, грустят, тоскуют, плачут.

    Не ведает того ни умный, ни дурак".

    Над словами Петрушки следует особенно основательно поразмыслить. Не правда ли, его позиция близка по духу немалому числу молодых людей в наши дни?! На первый взгляд, она проста и необременительна: бери, не задумываясь, что само в руки идет, – хотя оно вовсе и не твое. Но, оказывается, и Петрушка находится в растерянности, не понимает, для чего так жить. Его восприятие жизни как игры, его программа "бери, лови, хватай все, что ни попадет" заводят в тупиковую ситуацию. Все играют друг другом: большие господа – малыми господами, а те – простыми людьми. Простые же люди "щетят" (берут, воруют) друг у друга. В соответствии с легкомысленным характером Петрушки, его "игровым" взглядом на жизнь то кощунственное предположение, которое он вынужден сделать: во всем повинен Создатель, то есть Господь Бог, это он так сотворил мир, чтобы люди играли друг другом. Но здесь Петрушка совсем уже теряется и признается, что ответа он не знает. Разные характеры у дядьки Шумилова, Ваньки и Петрушки. И подход к жизни у них разный. Но все они сходятся в одном: "этот свет" устроен неразумно. А вот почему так? За окончательным решением обращаются они к своему господину:

    И трое все они, возвыся громкий глас,
    Вещали: "Не скрывай ты таинства от нас:

    Реши ты нам свою премудрую задачу!"
    Но и тот, оказывается, не знает ответ:
    А вы внемлите мой, друзья мои, ответ:
    "И сам не знаю я, на что сей создан свет!"

    неразрешенным.

    Какое же это, однако, непростое произведение! Из непритязательной сюжетной картинки (трое слуг рассуждают вроде бы на отвлеченную тему) вырастает масштабная картина жизни русского общества. Она захватывает быт и мораль простолюдинов, служителей церкви, "больших господ". Она включает в свою орбиту самого Создателя! "Послание" было смелым и рискованным вызовом и политике, и идеологии правящих кругов. Потому оно и не могло быть в те времена напечатано, ходило в рукописных списках. "Здешний свет" живет неправдою – таков заключительный вывод произведения.

    Сатирическое "Послание к слугам…" относится по форме к "низкому" жанру. Лексика его сниженная, много просторечных и даже грубых выражений: "Наморщились его и харя, и чело", "Довольно я молол, пора и помолчать" и т. д. Простодушна и комична, казалось бы, сама ситуация. Слуги передоверяют друг другу решение вопроса: "На что сей создан свет, изволь спросить у Ваньки"; "Петрушка, может быть, вам станет отвечать". Но за этой "простотой" и комичностью "низкого" жанра стоит, как мы видели, автор со своим грустным "смехом сквозь слезы". Не случайно время от времени прорывается здесь высокая лексика, ирония окрашивается в печальные тона, а комические детали служат развертыванию психологических и нравственных диссонансов.

    Приведем в доказательство лишь один, но выразительный пример. Герой-автор (он же барин и хозяин слуг) демонстрирует достаточно сложное отношение к своему дядьке Шумилову. Шумилов служит барину всю свою жизнь, он ответственен за все промахи хозяина:

    Любезный дядька мой, наставник и учитель,

    Трудно не увидеть в этих строчках иронию и даже насмешку: учительство приравнивается к присмотру за бельем. Но в то же время видно, что герой-автор привязан к дядьке и даже любит его. Ему грустно и неловко, что Шумилов "свой век провел в крепком сне", безропотно служа господам. Потому далее следует "высокая" строка, обнаруживающая растерянность образованного и гуманного барина перед этой сложной нравственной и психологической ситуацией:

    О, таинство, от нас сокрытое судьбою!

    Содержание и художественная форма фонвизинского стихотворения многозначны и многомерны. Хорошо сказал об этом Белинский: "Сын XVIII века, умный и образованный, Фонвизин умел смеяться вместе и весело, и ядовито. Его “Послание к Шумилову” переживет все толстые поэмы того времени".

    Литература о Д. И. Фонвизине

    1. Русская литература XVIII века /Сост. Г. П. Макогоненко. Л., 1970.
    2. Белинский В. Г. Сочинения Александра Пушкина: Статья первая // Белинский В. Г. Собр. соч.: В 3 т. М., 1948. Т. 3.
    3. Гуковский Г. А. Русская поэзия XVIII века. Л., 1927.
    4. Макогоненко Г. П. Денис Фонвизин. М.; Л., 1961.
    5. Стричек А. Денис Фонвизин. Россия эпохи Просвещения. М., 1994.
    6. Словарь литературоведческих терминов. М., 1974.
    7. Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка: В 4 т. М., 1979–1980.
    8. Литературная энциклопедия терминов и понятий. М., 2001.